Разумеется, определяется редкость книги по-разному. Это может быть книга, выпущенная исключительно малым тиражом, вроде знаменитых рукописных книг Ремизова (кстати, в том же "Крымском броде" продавалась за небольшие деньги рукописная книга начала века, выполненная безвестной гимназисткой), это может быть книга, тираж которой пронумерован (так поступил Дмитрий Галковский со своим "Бесконечным тупиком" - согласитесь, приятно иметь в личной библиотеке пронумерованный экземпляр этой книги), или, наконец, книга, ставшая редкой из-за политических и цензурных преследований - так, всякому библиофилу известно, что одной из самых редких русских книг является "Путешествие из Петербурга в Москву" - сохранилось не более 15 экземпляров (при первоначальном тираже в 600). Политика вообще весьма способствует рождению редких книг: если у вас на полке стоит русское издание Мао Цзэдуна, библиофил никогда не пройдет мимо, да и хрестоматийная биография Сталина тоже приятно порадует взор.
Редкость книги может быть обусловлена экслибрисом, дарственной надписью, отметками на полях, личностью дарителя, обстоятельствами дарения и т.п. Редкая книга всегда имеет "свое лицо". Редкая книга часто единственна (что совсем не присуще просто антикварной книге). Так, из большого (11 тысяч экз.) тиража набоковского комментария к "Евгению Онегину" (издание А. Николюкина) самый необычный экземпляр находится, вне всякого сомнения, у автора этих строк, поскольку украшен надписью "Филологине от филологоши" (кстати, совсем в набоковском духе неологизм содержит имя автора). Надеюсь, что читатели чувствуют иронию: ведь нельзя исключать, что другие читатели комментария не снабдили его какими-нибудь еще более блестящими филологическими вывертами, да и сама возможность получить автограф сына автора тоже ведь не заказана (впрочем, нельзя ручаться, что сын Набокова не отшутится известной фразой пушкинского отпрыска: "Талантами покойного батюшки не обладаю").
Одной из самых благодарных для появления редких книг эпох русской истории была, вне всякого сомнения, эпоха революции 1917 года. Книги первых послереволюционных лет не спутаешь ни с какими другими: их отличает и качество бумаги (как правило, весьма скверное), и "направленность", и даже... орфография. Всем известно, что в 1918 году последовала реформа русской орфографии, но она вовсе не состояла в мгновенном переходе от старого правописания к новому. И хотя требования властей были, как и во всем прочем, жесткими, тем не менее еще в 1919 году (когда употребление старой орфографии категорически запрещалось) выходили книги, набранные "по-старому". И дело здесь, конечно, не в противостоянии революционной власти, а попросту в том, что в свет выходили книги, набранные еще до пресловутой "реформы". Например, печатание антологии "Поэты пушкинской поры", подготовленной Юрием Верховским, началось в Петрограде еще до Первой мировой войны, затем было прервано и закончено только в 1919 году уже в Москве (об этих обстоятельствах сообщено в предисловии). Соответственно, книга вся (включая и помеченное июлем 1919 года предисловие) напечатана "по-старому". Естественно, что редкость подобного издания оценит любой любитель книг. Оценит он и те приметы новой эпохи, которые видны даже в облике: так, бумага книги двух цветов (на обрезе контраст особенно хорошо виден) - белая, дореволюционная, и желтая, образца 1919 года, пущенная на предисловие и незначительные примечания. Пространные примечания Верховский, "будучи отрезан в Перми" (слова предисловия), подготовить не смог.
Особенно много в революционную пору издавалось книг по всевозможной революционной тематике: книги о французской, английской и прочих революциях, многие из них стали впоследствии библиографической редкостью. Например, в том же 1919 году (кстати, тоже напечатанный по старой орфографии) вышел фундаментальный труд Петра Кропоткина "Великая французская революция" (неразрезанный экземпляр автор статьи приобрел опять-таки за смехотворную сумму - 25 рублей). Есть именно в этом издании какой-то глубокий и печальный символ русской культуры. Книга о самом разрушительном событии европейской истории, книга, написанная великим русским бунтарем и изданная в пору крушения всего исторического на Руси, безукоризненно напечатана по старой орфографии. Как будто сами буквы показывают, что даже такие потрясатели устоев, как Кропоткин, принадлежат все-таки старой России, могли родиться и вырасти именно в старой "несвободной" России, а в новой и "свободной", наоборот, только угаснуть.
|
Мебель
Организации
