Министр финансов в ответ усиленно благодарил, сообщал, что он с "большим вниманием читал и снова перечитывал письмо Вашего превосходительства, но с тем же свободомыслием и с полным сознанием вескости этих причин я все-таки признаюсь, что еще не совсем убежден...". Точнее было бы сказать, совсем не убежден, потому что далее Канкрин энергично возражает. Провинциальная монета может существовать и приносить пользу, потому что это будет "монета роскоши с добровольным оборотом" (то есть не хочешь - не бери!). Простолюдина не обмануть, по весу новые монеты будут резко отличаться от серебряных такого же размера. Не следует беспокоиться и о запасах металла, заверил Канкрин, и тут же послал Гумбольдту официальное приглашение приехать "в интересах науки и страны", самому убедиться в возможностях уральских россыпей, "по сравнению с которыми колумбийские, судя по описанию Вашего превосходительства, ничтожны". В том же письме, словно забыв о возражениях Гумбольдта, он просит его сообщить свое мнение о выборе соотношения стоимости платины к серебру. Против намеченного Канкриным соотношения 5:1 Гумбольдт не возражал. Предложение приехать он принял, и весной 1829 года посетил Урал. Его путешествие способствовало изучению края, но для проблемы: быть или не быть платиновым деньгам - уже значения не имело. Еще за год до этого, 24 апреля 1828 года, был обнародован "именной указ" о чеканке умеренного количества платиновой монеты из казенного металла и приемки ее в платежах на добровольных началах ("Именными" называли указы, подписанные самим царем). За подделку новой монеты было обещано то же, что и за подделку всех других. Вероятно, письма Гумбольдта сыграли роль в невиданно быстром для тогдашней России осуществлении проекта. Во всяком случае, на другой день после "именного указа" Канкрин отправил Гумбольдту благодарственное письмо, приложив к нему белый червонец, отчеканенный первым. После смерти Гумбольдта, дожившего до девяноста лет, в 1859 году эта монета была выкуплена, вернулась в Петербург, в Эрмитаж, часть Зимнего дворца, незадолго до этого открытую "для публичного обозрения", хранится она там и теперь. Среди сверкающих дворцовых коллекций белый червонец выглядит более чем скромно. Монетка по виду очень похожа на нашу двадцатикопеечную, даже чуть меньше, но раза в четыре тяжелее. На лицевой стороне изображен герб Российской империи - двуглавый орел. При очень хорошем зрении можно разглядеть на груди орла московский герб, а на его правом крыле гербы царств Казанского, Астраханского и Сибирского, на левом - Польского, Херсонеса Таврического и Великого княжества Финляндского. На обратной стороне в середине монеты чеканка в пять строк: 3 рубли на серебро 1828 Спб Эта надпись окаймлена ободком, а между ним и зубчатым краем монеты по кругу надпись: "2 зол. 41 дол. чистой уральской платины" (что было не совсем точно: монеты содержали около 97 процентов платины, 1, 2 процента иридия, 0,2 процента палладия, 0,5 процента родия, остальное составляли медь и железо).( Зол. - золотник = 1/96 фунта = 4,266 грамма. Дол.- доля= 1/96 золотника = 0,044 грамма.) Рассматривая такие монеты, невольно задумываешься: почему их назвали червонцами? В нашем сознании червонец - это десять рублей, а никак не три. Ответ нетрудно найти в любой энциклопедии. Оказывается, десятирублевые червонцы очень молоды. Лишь при Советской власти, в 1922 году, были выпущены банковские билеты такой стоимости. Они были основной денежной единицей нашего государства до 1947 года, когда после денежной реформы их место занял рубль. А в XIX веке десятирублевая золотая монета называлась империалом, золотой червонец был трехрублевиком, и Канкрин умышленно принял такую же стоимость для платиновой монеты. Она отличалась не только цветом, но и весом - 10,35 грамма, а золотой червонец весил около 4 граммов. Дебют белых червонцев прошел успешно. Опасение Гумбольдта, что их будут остерегаться из боязни спутать, не подтвердилось. Их прозвали "платенниками", "уральскими червонцами" и брали охотно, малые размере делали их удобными, а от такого же по размеру серебряного четвертака они хорошо отличались и по весу и до внешнему виду. К тому времени представление о том, что платина - металл драгоценный, надежный, уже распространилось. "Простолюдины" и не "простолюдины" резонно рассудили, что лучше платина, чем медяки да ассигнации. Сыграла свою роль и реклама: в праздничные дни царь стал делать подарки приближенным не червонным золотом, а белыми червонцами. Еще в большей мере престиж платины повысило то, что из нее стали изготовлять ордена, медали, памятные жетоны - полная их коллекция хранится в Ленинградском Эрмитаже.
|