В `Преображении` очень тонко, ассоциативно Андреем передан образ летней природы в день самого праздника, когда едва заметно блекнут краски, отсветы лета становятся прозрачней, холодней и серебристей, и еще издали чувствуется начавшееся движение к осени. Это прозрение значения праздника в образах самой природы - черта национальная, русская. Ее единодушно увидят все историки искусства в будущей рублевской `Троице`.
О вкладе Рублева в благовещенские праздники спорят, но `Преображение` бесспорно, оно входит в число икон, где художник наиболее полно выразил свое отношение к человеку, к возможности приобщения его к высшему бытию. В этом произведении - его опыт созидания в себе `внутренней тишины`. Опыт русского исихаста, живущего близко к нетронутой, чистой природе.
Первое, что бросается в глаза в этом смысле - взаимоотношение фигур Христа и пророков. Линии силуэтов Ильи и Моисея являются как бы касательными, проведенными из точек окружности, формирующей ореол славы Христа. Вовлекаемые круговым движением в орбиту божественной славы, пророки как бы становятся ее соучастниками, образуя вместе с Христом одну монолитную группу. Видимо, не случайно, что для раскраски одежд Ильи и хитона Моисея художник воспользовался тем же цветом, что и для звезды и ореола Христа - зеленым, варьируя его оттенки.
Кажется, нет ничего традиционнее, чем позы апостолов в `Преображении`. Меняются жесты, но не меняется их смысл - выражение потрясения, ужаса, аффекта. На первый взгляд, и Рублев здесь совершенно традиционен. Но постепенно начинаешь замечать отличия. Жестикуляция стала значительно сдержанней. Петр не воздевает руку к Спасу, а опирается о землю, как бы собираясь встать. Иоанн схватился за голову, но экспрессия этого жеста cильно ослаблена тем, что линия руки лишь замыкает компактный силуэт фигуры и наполовину скрадывается контурами гиматия. Иаков стремглав опрокинулся навзничь, но и здесь совершенно замкнутый силуэт сводит движение почти на нет, создавая впечатление покоящейся, почти застывшей фигуры.
Следует отметить известную декоративность композиции апостольских фигур, прекрасно вписанных в плоскость иконной доски и связанных между собой ясно ощущаемым линейным ритмом. Особенно показательны в этом отношении позы Петра и Иоанна. Силуэтные линии, огибающие фигуры сзади, начинаясь на одном уровне, расходятся в стороны почти абсолютно симметричными кривыми, образуя между собой пространство в виде правильной чаши с отогнутыми краями. Симметрично расположенные ноги дают начало равнозначному движению в противоположные стороны, графически замирающему на конце гиматия Иоанна и руке, на которую опирается Петр.
Наличие декоративного элемента заставляет переживать эмоции персонажей не в их впечатляющей реальности, как на переяславской иконе, а опосредованно, следовательно, ослабленно, через некую условность. Замкнутость силуэтных линий фигур, завершающих движение внутри себя, превращает привычную жестикуляцию из внешнего выражения какого-то чувства в эквивалент самого внутреннего переживания. Движения, жесты осознаются как состояние.
Здесь Рублев коренным образом расходится с автором переяславской иконы, изображая апостолов не просто перепуганными и потрясенными видением Фаворского сияния, но самоуглубленными, сосредоточенными, как бы созерцающими чудесный свет внутри самих себя. А это гораздо более тонкое проникновение в глубины исихастской философии, чем то, которое дает переяславский мастер.
Отсюда и особенности колористического решения иконы. В переяславском `Преображении` чудесное сияние передано как ослепительная вспышка, пронизывающая пространство резким холодным светом. По контрасту с этим все затененное выглядит как-то особенно грузно и тяжело. У Рублева нет и намека на подобные контрасты. Тень у него отсутствует. Икона отнюдь не поражает теми эффектами свечения, которыми блистает `переяславский мастер`. Нет ни резких световых полос, ни длинных вонзающихся лучей. Вначале создается впечатление, что Рублев просто забыл о проблеме Фаворского света, передав лишь сюжетную схему Преображения. Но постепенно начинаешь проникаться ощущением, что вся икона светится как бы изнутри мягким серебристым свечением.
|