Готическая живопись

В свете этого французское происхождение `Уилтонского диптиха` представляется еще более вероятным. Уже отмечалось, что внешность и жесты изображенных здесь фигур, равно как и складки одежды, позволяют предположить влияние богемских, а возможно, и кельнских мастеров. Эти характеристики типичны для `интернациональной готики`, достигшей своего апогея в изяществе придворной французской живописи, - и `Уилтонский диптих` в полной мере соответствует им. Но не следует сбрасывать со счетов и возможность того, что диптих этот был создан кем-то из богемских или немецких мастеров, прибывших в Англию в 1382 году вместе с Анной Богемской - дочерью Карла 4 и будущей супругой Ричарда 2.

Итальянские стили почти не оказали влияния на английскую живопись. Впрочем, на фреске середины 14 века, ныне хранящейся в Британском музее (Лондон), изображена смерть детей Иова, гибнущих во время пира под развалинами обрушившегося дворца. Некоторые черты внешности этих персонажей - в особенности прямые аристократические носы и плотно сжатые губы с опущенными уголками - типичны для итальянской живописи треченто.

Вопрос о том, действительно ли готическая живопись в Англии развивалась, подобно архитектуре, независимым путем, остается спорным, и за недостатком материала едва ли будет когда-либо разрешен окончательно. Однако можно не сомневаться, что англичане были знакомы со стилем `интернациональной готики` и что многие английские художники испытали влияние континентальных мастеров - в первую очередь французских и в меньшей степени итальянских.

Мир вблизи и мир издалека: нидерландские школы

Чтобы проследить истоки фламандской живописи, полезно будет прежде всего обратить взгляд к югу от Альп и прислушаться к мнениям итальянцев, которые имели возможность оценить все великолепие нидерландского изобразительного искусства с самого начала. Художник Джованни Санти писал в стихотворной хронике около 1485 года:

A Brugia fu tra gli altri piu lodati
El gran Iannes: el discepul Rugiero
Cum altri di excellentia chiar dotati.

`В Брюгге среди прочих художников славились великий Ян [ван Эйк] и его ученик Рогир [ван дер Вейден], равно как и прочие художники, одаренные великим мастерством`. К числу этих `прочих художников`, несомненно, принадлежал Хуго ван дер Гус: незадолго до того как Санти написал эти строки, он получил от итальянца Томмазо Портинари заказ на `Поклонение пастухов`, более известное как `Алтарь Портинари`. Разумеется, полностью положиться на такого рода свидетельства современников, как приведенное выше, невозможно. К примеру, нам известно теперь, что у Яна ван Эйка был старший брат, Хуберт ван Эйк, а творчество Рогира ван дер Вейдена, безусловно испытавшего влияние Яна ван Эйка, следует все же относить к иной традиции северо-европейской живописи.

Энтузиазм, который вызывали нидерландские мастера у итальянцев, вполне понятен в свете удивительных новшеств, воплощенных в росписи `кентского алтаря` братьев ван Эйк (1432). Спустя несколько лет после смерти Яна ван Эйка итальянский гуманист Бартоломео Фацио превозносил его как `князя живописцев нашего столетия`. В подходе Яна ван Эйка к изображению пейзажа, человеческих фигур и архитектурных элементов итальянцы обнаруживали хорошо знакомую им борьбу за передачу объема на плоскости. Однако в этом отношении ван Эйк принципиально расходился с итальянскими мастерами. Там, где Мазаччо строил перспективную сетку, чтобы сочетать сюжетную сцену и архитектурные мотивы в едином пространстве, ван Эйк просто: изображал действительность, не прибегая ни к каким вспомогательным математическим расчетам.

Не ускользнуло от итальянских поклонников ван Эйка и исключительное качество пейзажей этого мастера, залитых нежным солнечным светом и изобилующих тончайшими нюансами цветовых оттенков. Всего несколько десятилетий назад пейзажи и архитектурные элементы служили живописцам севера и юга лишь схематическими декорациями, на фоне которых, словно на театральной сцене, разворачивался религиозный сюжет. Примером тому могут послужить `Благовещение` и `Встреча Марии и Елизаветы` Мельхиора Брудерлама, написанные для картезианского монастыря Шаммоль.